Испания

336. Франсиско Гойя. «Портрет семьи Карла IV». 1800 г. Холст, масло. 2,79 х 3,35 м. Музей Прадо. Мадрид

Одним из многих очевидных противоречий, присущих романтизму, является то, что несмотря на безграничную свободу индивидуального творчества, это направление стало искусством, служащим развивающемуся классу дельцов и коммерсантов, который в XIX веке занял господствующее место в обществе и стал основным источником поддержки художников, заменив собой государственные субсидии и покровительство аристократов. Живопись остается наивысшим творческим достижением романтизма в области изобразительных искусств именно потому, что она в меньшей степени зависит от одобрения общества, чем архитектура и скульптура. Соответственно она гораздо больше импонировала тяготевшим к индивидуализму художникам-романтикам. Кроме того, живопись могла лучше отразить темы и идеи романтической литературы. Романтическая живопись в основе своей не является иллюстративной. Но литература того времени и литература прошлого становятся для художников источником вдохновения, более важным, чем когда-либо прежде, и обеспечивают их новым набором сюжетов, эмоций и взглядов. В свою очередь романтические поэты зачастую смотрят на природу глазами живописцев. Многие из них живо интересуются критикой и теорией искусства. Некоторые, например Иоган Вольфганг Гете и Виктор Гюго, хорошо рисовали, а Уильям Блейк запечатлел свои видения как в литературе, так и в живописи (см. илл. 349). Таким образом в рамках романтизма литература и искусство связаны между собой сложными и неуловимыми узами, и связь эта никоим образом не является односторонней.

Гойя. Мы начнем наш рассказ с современника Давида великого испанского живописца Франсиско Гойи (1746-1823) - единственного художника этого периода, которого без всяких оговорок можно назвать гением. На его ранних работах, выполненных в прелестном стиле позднего рококо, сказывается влияние Тьеполо и французских мастеров (в Испании более, чем за целое столетие не появилось ни одного сколько-нибудь заметного художника). В восьмидесятых годах XVIII века Гойя увлекся вольнолюбивыми идеями. Он, несомненно, симпатизировал просветителям и революции, а не королю Испании, который присоединился к другим монархам в войне против молодой французской республики; тем не менее, Гойю высоко ценили при дворе, особенно, как портретиста. Он отказался от рококо, предпочтя стиль барокко, связанный с творчеством Веласкеса и Рембрандта - это были мастера, восхищавшие его больше других. Стиль необарокко как раз и возвестил о приходе романтизма.
Самый большой королевский портрет Гойи «Портрет семьи Карла IV» (илл. 336) намеренно в чем-то напоминает «Менины» Веласкеса (см. илл. 285): навестить художника, работающего в одной из картинных галерей дворца, пришел весь королевский клан в полном составе. Как и в «Менинах», группа изображена на фоне остающихся в тени полотен, а свет льется сбоку, однако его мягкие градации напоминают не только о Веласкесе, но и о Рембрандте. Блистательная манера письма тоже соперничает с «Менинами». Гойя не прибегает к караваджианскому неоклассицизму Давида, но, тем не менее, его живопись имеет больше общего с работами Давида, чем можно предположить. Подобно Давиду, Гойя использует возрожденный стиль, но так же, как он, остается верен неприкрытой правде: он прибегает к романтическому необарокко, чтобы сорвать маски с королевской семьи.
С точки зрения психологии «Портрет семьи Карла IV» поразительно современен. Отказавшись от призванных льстить оригиналу условностей барочного придворного портрета, Гойя с безжалостной прямотой обнажает внутренний мир изображаемых персонажей. Они напоминают сборище призраков: испуганные дети, чванный король и - как проявление саркастической иронии мастера - гротескно вульгарная королева, позой напоминающая инфанту Маргариту Веласкеса (обратим внимание на поворот головы и на левую руку). Как удалось Гойе остаться безнаказанным? Неужели королевская семья была настолько ослеплена роскошным изображением их костюмов, что не поняла, как художник разоблачил их? Видимо, Гойя написал королевских особ такими, какими они воображали себя сами, хотя для всего мира они предстали в своей истинной сути.
Когда в 1808 году армия Наполеона оккупировала Испанию, Гойя и многие его соотечественники надеялись, что захватчики принесут с собой необходимые Испании либеральные реформы. Варварское поведение французских войск разрушило эти надежды и вызвало к жизни столь же свирепое народное сопротивление. Этот горький опыт отразился во многих работах Гойи 1810-1815 годов. Самая значительная из них «Расстрел в ночь со 2 на 3 мая», написанная в 1808 году (илл. 337), изображает расстрел группы мадридских граждан. Здесь, в большей степени, чем прежде, ощущается необарочный стиль, об этом свидетельствуют яркие краски, широкий жидкий мазок и драматическое ночное освещение. Картине присуща интенсивная эмоциональность, свойственная религиозному искусству, но мученики тут гибнут за свободу, а не за Царствие небесное. Их же убийцы - посланцы не сатаны, а политической тирании - безликие, автоматически действующие фигуры, глухие к отчаянию и презрению своих жертв. Подобным сценам предстояло повторяться в современной истории бесчисленное число раз. С гениальной прозорливостью Гойя создал картину, ставшую ужасающим символом нашего времени.
В конце концов, в 1824 году Гойя уехал в добровольное изгнание, после недолгого пребывания в Париже он осел в Бордо, где и умер. Значение его творчества для художников, писавших в необарочном стиле, лучше всех оценил величайших из них Эжен Делакруа (см. стр. 355- 361), который сказал, что идеальным стилем было бы сочетание художественной манеры Микеланд-жело с манерой Гойи.

337. Франсиско Гойя. «Расстрел в ночь со 2 на 3 мая 1808 г.» 1814-15 г. Холст, масло. 2,67 х 4,06 м. Музей Прадо. Мадрид

336. Франсиско Гойя. «Портрет семьи Карла IV». 1800 г. Холст, масло. 2,79 х 3,35 м. Музей Прадо. Мадрид